[Anna Tesla]

Ты просыпаешься от будильника, а теплая рука нежно проходит по твоей спине, когда ты садишься.
Музыкант уже осознанно, перед сном и в трезвом уме, подкладывает мне руку под шею и извиняется, когда для объятий слишком жарко. Может чувствует и видит мою пустоту и стремление к кому-нибудь прижаться. А я ему за это очень благодарна, так как благодаря тому, что рядом теплый человек, которого ты чувствуешь, в моей голове меньше мыслей о мистере Ризе. Точнее сказать, я просто чувствую себя не настолько опустошенной в эти моменты, и могу просто подумать о чем-то и уснуть.
Перед сном он, вздохнув, назвал меня психологом, с некой долей скепсиса или усталости. И, естественно, не объяснил почему. Я перестала афишировать своё образование, когда Наденька сказала, что психолог из меня хреновый. А я согласилась. Я давно перестала себя видеть в этом направлении.
Музыкант очень любит Юнга, пирамиду Маслоу, читал больше книжек по психологии, чем я. Встречался с НАСТОЯЩИМ психологом и испытывал от этого экстаз. Естественно, после такого, слышать из его уст "психолог" в мою сторону было как усмешкой. Но мне в тот момент было слишком хорошо, меня обняли, так что я даже копаться в этом не стала.

Душевное состояние колеблется между нулем и минусом. Спасают только люди, общение с Музыкантом, встреча и общение с Катодом, Леди, Хома, Марго со своими проектами.
Люций принес мне варенье из шишек, очень интересная и вкусная вещь. Прям что надо для каких-нибудь теплых ламповых напитков.
А еще Люций меня постоянно хвалит и поддерживает в тренировках. Как бы я не брыкалась, но мне это очень помогает, потому как, когда ты - бревно, иногда теплое слово дарит тебе веру в себя. Вообще, если бы не эти тренировки, мне было бы в разы тяжелее. А так, новый опыт, новые люди, реализация детской мечты.
Хома звала сегодня к себе в гости, на чай, кальян, и общение с прекрасным Соллуксом. Соллукс - чудо-мальчик, "серый кардинал", очень забавный, интересный и ламповый. Человек с абсолютно рассеянным вниманием, но от общения с которым всегда становится приятно. Даже не только от общения - за ним интересно и просто наблюдать, у него интересные острые черты лица, повадки. Он любит тормошить людей, а еще любит их "соблазнять", но не в банальном понимании, а именно в понимании "искусителя". Тебе надо бежать на тренировку, а он массирует тебе шею и говорит, что тебе никуда не надо. Ты ждешь народ на тренировке, а он пишет тебе ехать к ним с Хомой в гости. Ты фетишируешь на руки, а он показывает тебе свои, напрягая вены, играя пальцами.
А Хома - яркий звонкий творческий человечек, очень компанейский, уютный, со своими тараканами и загонами. У нее в гостях оооочень уютно, она любит совместные творческие посиделки, когда можно включить киношку и что-то делать. Хома шьет милые кигуруми и игрушки, фотографирует, участвует в косплеях. С ней очень приятно и интересно, и мне нравится, что мне с Хомой можно найти контакт и всегда можно договориться на посиделочки. А еще она трезво оценивает качество твоей работы, что отдельно приятно удивило Х) Первый человек на моей памяти, который уверенно сказал, что наше стимпанк дефиле было дном.
Комната Хомы - как уютная норка. Только если у меня нора полна золотисто-оранджево-коричневого тепла, то у Хомы нора морская, с теплыми голубо-зелеными глубинами, большим настенным китом, кучей всяких ништячков, и уютом-уютом-уютом. Очень редко встречаю такие комнаты и очень их люблю.
Но сегодня я, вместо того, чтобы ехать к ним, поехала домой. Потому что обещала маме приехать раньше, потому что надо было подстричься, вещи разобрать. И потому, что идя на остановку, я настолько пригрузилась мистером Ризом, что ушла в себя. И, увидев на остановке свою маршрутку домой, я, помешкая, все-таки двинулась домой. Я понимаю, что с Хомой и Мишей мне было бы очень хорошо, приятно, но душа и разум требовали ехать домой. Помимо обещаний и дел тут не малую роль играет чувство душевной опасности. Музыкант, Хома, Миша, мне так хочется завернуться во всех своих котиков и греться, но я знаю все опасности, связанные с моей тягой к ламповым людям. Слишком рискованно, слишком близко, слишком заманчиво. Просто привыкнуть ко всему этому, а потом терять и адаптироваться.
В голове проскользнула мысль, а может - в себя? Абстрагироваться от людей, уйти в творчество, в самоперекраивание, в свой собственный мир в 4х стенах. Меньше социальных контактов, меньше опасностей, целее будешь.
Серьезно об этом задумалась.

В голове, как на репите, крутятся мысли и воспоминания о мистере Ризе, его слова, взгляды, прикосновения. От этого становится очень пусто. Слишком яркие, слишком бьющие, слишком ласкающие. И мысли о том, что будет, когда я приеду в Москву. Увидимся ли мы, если да - то как, в общей компании, мимолетно, или выделим для этого весь день, как когда-то хотели. Как не впасть снова в эйфорию рядом с ним, снова не почувствовать себя защищенной и не наделать ошибок.
Особенно больно, когда понимаешь, что на самого мистера Риза сложно злиться. Ситуация больше обстоятельств, чем умысла. Собираешься куда-то, а в руке его телефон и "банка", которую он тебе отдал. Открываешь шкатулку, а там значки, которые он тебе подарил. Фейнман и Тесла, я помню, как он спрашивал меня моих любимых ученых. В рюкзаке валяется его набор отверток, на столе - его кожаный пенал для карандашей. Сразу вспоминаешь, как он все это тебе дарил, и как ты каждый раз впадала в ступор и не знала, что сказать. В шкатулке с памятными вещами - вкладыш с данными аккаунта в стиме, который он подарил мне, чтобы мы могли играть через инет. С его почерком и паролем, который тогда долго заставлял меня улыбаться и чувствовать себя счастливой. Вспоминаю, как только начинали общаться, как первый раз просидели всю ночь в антикафе за игрульками, как потом собирались еще раз, как вместе засыпали в обнимку на узкой кроватке, на которой и не развернуться. Вспоминаю, как прижималась утром, и как его легкие руки пианиста невесомо касались моей спины, обнимая. Вспоминаю, как прощались, как целый час простояли возле метро, искренне уже скучая и без силы воли разомкнуться. Помню, как еще тогда мистер Риз говорил о том, что он не знает, что случится после моего отъезда, каким он станет, как изменится наше общение. Я помню, что прижималась к нему, понимая, что на этом все и закончится, из глаз стекали слёзы, а он смотрел мне в глаза своим убеждающим суровым взглядом и говорил "Все будет хорошо. Все. будет. хорошо."